Вот так я сделался собакой

   Ну, это совершенно невыносимо!

   Весь как есть искусан злобой.

   Злюсь не так, как могли бы вы:

   как собака лицо луны гололобой −

   взял бы

   и всё обвыл.

   Нервы, должно быть...

   Выйду,

   погуляю.

   И на улице не успокоился ни на ком я.

   Какая-то прокричала про добрый вечер.

   Надо ответить:

   она − знакомая.

   Хочу.

   Чувствую −

   не могу по-человечьи.

   Что это за безобразие!

   Сплю я, что ли?

   Ощупал себя:

   такой же, как был,

   лицо такое же, к какому привык.

   Тронул губу,

   а у меня из-под губы −

   клык.

   Скорее закрыл лицо, как будто сморкаюсь.

   Бросился к дому, шаги удвоив.

   Бережно огибаю полицейский пост,

   вдруг оглушительное:

   «Городовой!

   Хвост!»

   Провёл рукой и − остолбенел!

   Этого-то,

   всяких клыков почище,

   я и не заметил в бешеном скаче:

   у меня из-под пиджака

   развеерился хвостище

   и вьётся сзади,

   большой, собачий.

   Что теперь?

   Один заорал, толпу растя.

   Второму прибавился третий, четвертый.

   Смяли старушонку.

   Она, крестясь, что-то кричала про черта.

   И когда, ощетинив в лицо усища-веники,

   толпа навалилась,

   огромная,

   злая,

   я стал на четвереньки

   и залаял:

   Гав! гав! гав!

   [1915]