Неровный ветер страшен песней...

Неровный ветер страшен песней,

звенящей в дутое стекло.

Куда брести, октябрь, тебе с ней,

коль небо кровью затекло?

Сутулый и подслеповатый,

дорогу щупая клюкой,

какой зажмешь ты рану ватой,

водой опрыскаешь какой?

В шинелях - вши, и в сердце - вера,

ухабами раздолблен путь.

Не от штыка - от револьвера

в пути погибнуть: как-нибудь.

Но страшен ветер. Он в окошко

дудит протяжно и звенит,

и, не мигая глазом, кошка

ворочает пустой зенит.

Очки поправив аккуратно

и аккуратно сгладив прядь,

вздохнув над тем, что безвозвратно

ушло, что надо потерять, -

ты сажу вдруг стряхнул дремоты

с трахомных вывернутых век

и (Зингер злится!) - пулеметы

иглой застрачивают век.

В дыму померкло: «Мира!» - «Хлеба!»

Дни распахнулись - два крыла.

И Радость радугу в полнеба,

как бровь тугую, подняла.

Что стало с песней безголосой,

звеневшей в мерзлое стекло?

Бубнят грудастые матросы,

что весело-развесело:

и день и ночь пылает Смольный.

Подкатывает броневик,

и держит речь с него крамольный

чуть-чуть раскосый большевик...

И, старина, под флагом алым -

за партией своею - ты

идешь с Интернационалом,

декретов разнося листы.

1918