Владимир Шилейко
Andante doloroso e molto cantabile
Что горестней, что безнадежней
Глубокой осенней печали,
Тоски по надежде,
Неровных падений листа?
Подумай: и сам ты - не прежний,
Когда и уста замолчали,
Любившие прежде,
Любимые прежде уста.
Большими-большими глазами
Взглянув утомленно,
Нахохлилась хворою птицей,
Уснула усталая боль.
Сентябрь дождевыми слезами
Шумит монотонно,
И сердце горит и томится
И бьется под гнетом неволь.
Я продан, я предан, я выдан
Упорным осенним скитаньям, -
И знаю, и скрою,
Что тайно торопится срок.
Шепну полоумным ракитам -
И внемлю ответным рыданьям,
И мертвой рукою
Сплетаю холодный венок.
Венчайте, венчайте, венчайте,
Измокшие травы,
Венчайте немилого сына
Ледяной и рдяной тоской.
Веселые гости, прощайте!
Я выпил осенней отравы -
И дрогну, и стыну,
И хлыну свинцовой рекой.
Delirium
Еще не порываю нить,
Меня скрепляющую с вами;
Еще умею говорить
Обыкновенными словами;
Но чувствую уже недуг,
Уже речам внимаю странно,
И непонятно, бездыханно
Глаза остановил испуг...
1914
Больного сердца переливы,...
Больного сердца переливы,
Чужой не тронуты рукой,
И этот, долгий и ленивый,
Почти что царственный покой, -
Всё, что приснилось в странной неге, -
Ушло, и я один стою
Живого света на краю
И плачу о прошедшем снеге.
1916
В века веков деннице онемелой...
В века веков деннице онемелой
Запрещена небесная дорога:
Зловещая от жертвенного рога
Слетела тень звезды окаменелой.
Душа сгорела молниею белой,
Застигнутая милостию Бога,
И,горькая, упала у порога, -
Свои не узнают оцепенелой.
И сердце, утрудившееся много,
Испепеленное, распалось: тленной
Да будет плоть, сочтенная неплодной,
И опустелой грудью и холодной...
Речется горе судиям вселенной,
Увы народам Гога и Магога.
В простосердечии, на воздухе целебном...
В простосердечии, на воздухе целебном
И тихой памятью овеян глубоко -
Ты стал совсем земным, ты стал совсем
волшебным,
Зашедший странно-далеко!
Ты внемлешь водопад безумной позолоты -
На хрупкий, на чудной олив эшафодаж:
За это золото не купишь ничего ты -
Да ни за что и не отдашь.
1917
Вечернее
Глаза, не видя, смотрят вдаль,
Знакомой болью ноет тело, -
Какая острая печаль,
Тоска какая налетела!
И что случилось? - Всё равно,
Сам позабыл... Плывет дремота...
Но только знаю, что давно, -
Еще вчера, томило что-то.
Не вспомнить, нет! А день к концу:
Уже слуга приносит свечи,
И теплый сумрак льнет к лицу...
Сегодня будет длинный вечер!
1914
Влачится - у! - через волчец...
Влачится - у! - через волчец,
Скрывая рваную порфиру:
Ее привел сюда Отец
И водит за руку по миру.
Она и жизнью не живет,
Она и мерою не мерит, -
На всех углах поклоны бьет,
На церкви крестится, и верит, -
Уж так ничтожна и тиха,
Как будто мертвого омыла,
Как будто имя жениха
Неумолимо позабыла.
1916
Всё - тишина, и всё - покой...
Всё - тишина, и всё - покой.
Безмолвный час глубок и долог...
Твоей ли нежащей рукой
Развернут сумеречный полог?
Без силы вышел на крыльцо.
Впиваю ночь - фиал Гекубы...
Мне веют холодом в лицо -
Твои ли нежащие губы?
О, я узнал тебя, мой вождь, -
И душных слез уже не надо...
Пролей мне, сердце, томный дождь,
Овей лилею вертограда!
Все вечера томительны и жгучи...
Все вечера томительны и жгучи -
Этот горел упоеннее всех...
Разве я знал, что даже пафос мучит
Горьким соблазном стыдных утех?
Разве я знал, что мы - уже не дети?
Страшно смотреть на твое торжество...
Сердце болит сильней всего на свете -
Сердце устало больше всего.
1914
Господь мой! Видишь, как Тебе...
Господь мой! Видишь, как Тебе
Всё сердце, вся душа открыты,
В одной возвышенной мольбе,
В благословляющей, излиты.
Ты наделил мои года
Однообразною дремотой,
Упорством крайнего труда,
Стыдом, и страхом, и заботой.
Но ЭТУ жизнь наполнил
Ты Такой неслыханной мечтою,
Такое небо красоты
Раскрыл в ней повестью простою,
Что как могу благодарить
За это огненное счастье, -
Ее святую близость пить,
Вино вечернего причастья?
1915
Графине Е. П. Шереметевой
Ее весна плыла когда-то
И в обаяньи первых гроз;
Но солнце бледного заката
Не обожгло старинных роз...
И дням безумным и неправым
Приносит дивная она
Былое гения и славы
И роковые имена.
В ней сирый лебедь допевает
Свою судьбу - и темный внук,
Как очарованный, внимает
Ее речей приветный звук.
А сердце бьется: неужели
На этой памяти затих
Последний, горький вздох Рашели
И Пушкина последний стих?
1916
Дай руку мне во сне....
Дай руку мне во сне.
Мы будем вдвоем с тобою
В овеянной дремою
Странной ночной стране.
Смотри, деревья спят
В пеленах утра мглистых,
И на огромных листьях
Капли дождя дрожат.
Двенадцать бьет - и где твоя отвага?...
Двенадцать бьет - и где твоя отвага?
Одна поет тоскующая медь,
И в светлом круге белая бумага
Велит не мочь, не сметь и не уметь.
А ты бы мог звенеть еще победней,
Себя бы мог решительней забыть...
Но вот запел, унылый и последний,
Глагол времен, перестающих быть
Еще болезненно-свежа...
Еще болезненно-свежа
Была печаль ночной разлуки,
Еще высокая душа
Дрожала в напряженной муке, -
И чудно всё в словах слилось,
И через годы - помертвелый
И горький голос их понес,
Как ветер боя носит стрелы.
1914
Еще дрожат пустые воды...
Еще дрожат пустые воды -
А он, старинный, воспарил:
Далече мчит в немые своды
Седую славу милых крыл.
Что ж, к далям родственным и душным
С тобой привет мой долетит?
Или тебя в пути воздушном
И голос мой отяготит?
1916
Живу томительно и трудно...
Живу томительно и трудно,
И устаю, и пью вино.
Но, волей грозной, волей чудной
Люблю - сурово и давно.
И мнится мне, - что, однодумный,
В подстерегающую тень
Я унесу - июльский день
И память женщины безумной.
1916
Завернувшийся в черное горе...
Завернувшийся в черное горе
Позарился на бедность невежды,
Уподобился буре над морем
И унес паруса надежды.
Вот и кончены дни мои.
Правы Уходящие в сумрак молелен -
Да, действительно, люди - как трав!
Мимолетная дольняя зелень.
Здесь мне миров наобещают...
Здесь мне миров наобещают,
Здесь каждый сильный мне знаком,
И небожители вещают
Обыкновенным языком.
Степенный бог проведать друга
Приходит здесь: поклон, привет -
И подымаются в ответ
Слова, как снеговая вьюга.
1914
...И в час, когда тоску труда...
...И в час, когда тоску труда
Переплывает смутный гений, -
Душа взмывает иногда
В туманах темных вдохновений.
1914
И дал мне три гвоздики...
«И дал мне три гвоздики,
Не поднимая глаз...»
Ужель «не поднимая глаз»?
Уж он и глаз поднять не смеет!
На этой строчке каждый раз
Душа покойно вечереет.
Какая солнечная грусть,
Какая буря в мире малом!
И, улыбаясь, наизусть
Твержу об этом даре алом;
Я чудо милое сберег
Среди иных воспоминаний,
Как ты засушивал цветок
В угрюмых томах без названий.
И снова с горькою гордыней...
И снова с горькою гордыней
У клироса на коврик стать,
И у немыслимой святыни
Без мысли кликать благодать.
А после - выпрямиться строго,
Немой укор обвесть окрест,
- И снова, снова у порога
Всю жизнь обжечь о медный крест.
1916
Иезекииль XXXVII
Неживые, легли в песках -
И ни топота больше, ни молви.
Ветер только слово промолвил -
Неживыми легли в песках.
Неживые, лежат и ждут -
Воскресения, что ли, какого?
Ветер только вымолвил слово -
Неживые, лежат и ждут.
И упал в стороне один, -
И в убитом - какая тревога!
Он хотел убежать от Бога -
И упал, в стороне, один.
А другие простерлись ниц -
И главы закрывали руками...
Черный коршун взмыл над песками
Но, слепые, простерты ниц.
Ветер даже и пыль с костей
Закружил и унес и рассеял, -
Ветер даже и пыль развеял,
Даже мертвую пыль с костей.
Тленье смерти на вечные дни -
И ни топота больше, ни крика! -
Ничего, кроме Божьего Лика
...А в аду зажжены огни.
1915
Иов
Ничего не просил у Бога, -
Знал, что Бог ничего не даст;
Только пристально так и строго
Все смотрел на красный закат.
За спиной жена говорила:
«Что ты смотришь так? Что стоишь?
Прокляни Господнее Имя
И с закатом, с темным, умри!»
Не хотел. И был без надежды,
И опять не хотел, - не мог.
Только ветер срывал одежды
Да вздымал горючий песок.
1913
...Как бы обмануто собой...
...Как бы обмануто собой
Утра зловещее начало:
Так этот страшный мне примчало?
Какою дикою судьбой
Мрак этот страшный мне примчало?
И на звенящие весы
Восходит полдень мерным кругом -
А ты подумаешь с испугом:
Вторую полночь бьют часы...
1915
Как небу вешнему - ликующие грозы...
Как небу вешнему - ликующие грозы,
Как лавры смуглые - венчанным хитрецам,
Как пламенный восторг - лирическим певцам,
Так дому твоему приличествуют розы.
Но пурпур женственный не расцветал окрест,
Где, скованная, льдам покорствует природа, -
Прости, что темный я, из темного народа,
Несу невзрачный дар - цветок венка невест.
Как жалко смотрит он, смущением объятый,
Как жадно смотрит он, тревоги не тая,
Безмолвствуя, смятен! - Так озирался я,
Так изумлялся я на этот край богатый.
1916
Как орлиные крылья, раскрылся Коран...
Как орлиные крылья, раскрылся Коран,
Завернувшийся в луны поклялся о Боге -
И душа ужасалась на страшном пороге,
И душа трепетала от пламенных ран.
Но упавшее сердце молило чудес,
И дрожащая птица в упорном усильи
Забивалася в травы от грозных небес,
Где раскрылись, как книга, орлиные крылья.
Как путник при конце дороги...
Как путник при конце дороги
Обозревает прошлый путь,
Как мытарь на святом пороге
Волненьем веры полнит грудь -
Так мне былое возвращает
Неповторимые черты,
Так память искренней мечты
Меня всё чаще посещает.
Когда бы я имел лорнет...
Когда бы я имел лорнет
И звался именем Марии,
Я запустил бы в Вас, поэт,
Тяжелым камнем Ассирии.
Кровавость губ, накрашенных кармином...
Кровавость губ, накрашенных кармином,
Какой pedant к напудренности щек!
В кадансе слов - ритмический смычок,
Соблазны ног - под пышным кринолином.
Глаза горят в менисках темных арок,
И строгих плеч так серебрист отлив,
Но - вырез груди слишком прихотлив,
И пьяный зной улыбки слишком ярок.
Изыскан тонкий запах Rose d’Orsay;
В изгибе бедр живет античный мрамор...
Зеркал эпиграфический музей
И над альковом надпись: «Vincit Amor».
1913
Кругом не молкнет птичий голос...
Кругом не молкнет птичий голос -
А посмотри, какая синь!
И спеет плод, и зреет колос,
Впивая дивную теплынь.
На солнце ключ бежит, усердный,
И этот зной, и эта тишь -
Земля, земля! Ты милосердна,
Ты полной мерою даришь!
1915
Легка последняя ступень...
Легка последняя ступень,
И в сединах печаль светлее,
И примирение блещет день
На смуглом золоте аллеи.
И улыбаясь синеве,
И веселясь червонной тризне,
Внимаю в вянущей листве
Священный трепет Древа жизни.
Лети, летящая, лети!...
Лети, летящая, лети!
Ее теперь не остановишь,
И на подкупленном пути
И в Чермном море не изловишь.
Уже не тщитесь! Ей одной
Дано от Бога быть летучей, -
И перед грозною войной
Беременеть грозовой тучей.
Она избыла свой урок:
То вещего раскаты грома
Ее терзали в страшный срок
Четырехлетнего разгрома.
Отцы, спаленные в огне,
Теперь искуплены детями.
О сердце! Ты ступаешь не-
исповедимыми путями...
Не говорите ни о чем!
Священный враг уже заколот,
Уже архангельским мечом
Низринут в вековечный холод.
Она к последнему идет,
Судьба вершится роковая, -
И бездна бездну наведет,
Звериным голосом взывая.
1914
Лилии
Сияя светом диадем,
Два лучших сердца в дланях Бога
Хранят томящийся Эдем,
Свершают стражу у порога.
Они глядят на мир живых,
Неопалимы в белом зное, -
Как очи звезд сторожевых
Взирают с неба на земное.
Они глядят - и меркнет час,
И вся душа - в руках печали,
И веру словно в первый раз
Престольной скорбью увенчали.
1916
Львиная старость
Неоскудевшею рукой
И тварь пустынная богата, -
Есть даже львам глухой покой
В пещерах дальнего заката.
Живите с миром! Бог велик,
Ему открыты дни и миги -
Архангел каждый львиный рык
Пером записывает в книге.
Трудам пустынным меры есть,
И если лев исполнил меры -
Приходит Ангел льва увесть
В благословенные пещеры.
И где вспояет водомет
Неопалимые долины, -
Там Ангел тщательный блюдет
Святые львиные седины.
1915
Люблю живую суету...
Люблю живую суету,
И если вдруг бегу мгновений, -
Не потому, что за черту
Ступаю и богов,и теней.
Но с высоты моей видней,
Как этот, огненный от муки,
Сквозь темень непроглядных дней
Простер пылающие руки.
1916
Метеорит
Есть вера духа, жадная, простая,
И верность сердца, взявшего свое.
Они стремят в другое бытие,
Они ведут, пути переплетая.
Но я не знал ни той ребячьей веры,
Ни этой скудной мудрости сердец,
Изгнанник неба, огненный гордец,
Я - косный камень. Только камень серый.
Чужой звезды неизмененный сплав,
Тяжелый гул падением создав,
Я опочил бессмысленно и праздно -
И вопию, и славлю безобразно.
1915
Монастырское
Опасайся вечерних врагов
И за книгами ночь не сиди:
Можно так не услышать шагов,
Что и с Нею ты будешь один.
А Она обойдет и найдет,
Заревую взовьет пелену
И в такую тебя уведет
Невозможную вере страну -
Что блаженным вернешься как раз.
А другие потом говорят,
Будто умер в задумчивый час
Нераскаянный брат.
Муза
Ты поднимаешься опять
На покаянные ступени
Пред сердцем Бога развязать
Тяготы мнимых преступлений.
Твои закрытые глаза
Унесены за край земного,
И на губах горит гроза
Еще не найденного слова.
И долго медлишь так - мертва, -
Но в вещем свете, в светлом дыме
Окоченелые слова
Становятся опять живыми -
И я внимаю, не дыша,
Как в сердце трепет вырастает,
Как в этот белый мир душа
На мягких крыльях улетает.
1914
Н. Гумилеву
Могу познать, могу измерить
Вчера вменявшееся в дым;
Чему едва ли смел поверить,
Не называю ль сам былым?
Хотя бы всё безумье ночи
Мир заковало б в мрак и в лед -
А дух повеет, где захочет, -
И солнце духа не зайдет!
На сердце опять захолонуло...
На сердце опять захолонуло
Жуткою, знакомою прохладой;
Это ты незримыми взметнула
Крыльями за белою оградой.
Это ты, Невидящие Очи,
Полыхнула пыльными шелками;
- Призрак! не дождавшись даже ночи,
Взмыла лебедиными руками.
Даже ночи, призрак! не дождавшись,
На пути настигла, на дороге,
И звенишь, звенишь, в углу прижавшись,
Голосом таинственным и строгим.
Он вернется к твоему покою,
Он тоскует в сумраке невнятном...
- Хорошо мне говорить с тобою
Языком, тебе одной понятным!
1914
Над мраком смерти обоюдной...
Над мраком смерти обоюдной
Есть говор памяти времен,
Есть рокот славы правосудный -
Могучий гул; но дремлет он
Не в ослепленьи броней медных,
А в синем сумраке гробниц,
Не в клекоте знамен победных,
А в тихом шелесте страниц.
Так! Наша слава - не былое,
Не прах засохшего венца:
Жив полубог, живут герои,
Но нету вещего певца.
И тех глубокодушных нету,
Кто голос лиры понимал,
Кто Музу, певшую до свету,
Как дар небесный принимал.
В ожесточенные годины
Последним звуком высоты,
Короткой песнью лебединой,
Одной звездой осталась ты;
Над ядом гибельного кубка,
Созвучна горестной судьбе,
Осталась ты, моя голубка, -
Да он, грустящий по тебе.
1917
Наклонись, обрадуйся, исчезни!...
«Наклонись, обрадуйся, исчезни!»
Его любовь переборолась,
Его восторг перегорел,
И странно слышать мертвый голос,
Зовущий радостный удел.
Но в нем одном могу найти
Всё, что старинно,что любимо, -
Так на полуночном пути
Ловлю шаги прошедших мимо.
1914
Не всё ль, что в юности умел...
Не всё ль, что в юности умел,
Чему Отец в годах наставил, -
И крайней верой пламенел,
И прорицал, и пел, и славил.
А нынче знаю - пользы нет,
Не видеть стен Иерусалима...
И что скажу, какой привет,
Когда любовь проходит мимо.
Не потому ли, что один...
Не потому ли, что один
Я оставался в полумраке,
Не потому ли, что камин
Бросал особенные знаки, -
А только странная мечта
Сверкнула памяти нежданно, -
И стала жизнь моя - не та,
И стала старая желанна.
Душа, забытое тая,
Неслась по новому раздолью -
И мне казалась боль моя
Прекрасно посланною болью.
Вот так сидеть бы у огня,
Вот так смотреть бы на поленья -
Минувших дней соединя
Давно разорванные звенья.
Не та уж ты, какой была,...
Не та уж ты, какой была,
Когда предстала мне впервые:
Тебя и годы огневые,
И суета сломить могла.
Да ведь и я давно не прежний:
И притомился, и зачах,
И радость встреч, в моих очах,
Всё отдаленней, безнадежней.
А всё ж еще сойдемся мы...
Но как сойдемся?
Ты, быть может,
От этих рощ, где день твой прожит,
Уйдешь для вековечной тьмы;
И в дни, покорные безволью,
В мои томительные дни
Вонзятся страшные огни,
Обезображенные болью.
И, властью позднего стыда,
Воспряну, легкий и проворный,
Закрыть позоры жизни черной -
И не закрою никогда.
Нет, ты только подумай, какая тоска!...
Нет, ты только подумай, какая тоска!
А ведь, может быть, это - последний вечер,
А ведь, может быть, завтра моя рука
Не протянется больше твоей навстречу, -
А ведь это была моя рука,
А сегодня настал последний вечер...
О чистом жребии моли...
О чистом жребии моли:
Ты - царь в дому своем веселом,
Священник Богу на земли.
Дрожащих душ беги далече -
Равны ничтожный и гордец;
Господь восстал к плавильной печи
И плавит золото сердец.
И ты с такою простотою
Господень год переживи,
Чтоб каждый день пылал чертою
Необладаемой любви.
О, этот горький первый том...
О, этот горький первый том,
Ничтожный, может, - и любимый,
Доставшийся с таким трудом,
С такою ревностью хранимый:
Художества высокий бред
Или ошибка за ошибкой, -
Но в них замученный поэт
Играет мертвенной улыбкой.
О.П. Снегиной
Душа бездетна и убога -
Ты знала всё, когда входила,
Когда запела у порога
Двумя размахами кадила.
О чем же плачешь так звеняще,
В стеклянном сердце что за горе,
Когда печаль, как дым летящий,
Исчезнет в голубом просторе?
Опять, опять ты появился!...
Опять, опять ты появился!
Деревянный старый дом!
Здесь Пушкин в древности родился
И написал стихов здесь том!
Ведь я такой же одинокий
Как и Пушкин я поэт!
И упаду я в гроб жестокий!
В поединке в двадцать лет!
Поседела, совсем изменилась...
Поседела, совсем изменилась,
Просветлела от горестных лет,
Только сердце тревожней забилось, -
Не узнал бы любимую, нет!
Только сердцу тревожней взгрустнулось
Не о том, что седая она, -
А о том, что она улыбнулась
И «Опять, - прошептала, - весна»...
Последним дням не прекословь...
Последним дням не прекословь,
Судьба по-новому богата:
Тебе - предсмертная любовь,
Мне - старый долг и честь солдата.
Тебе - огнем перегореть
И стынуть бронзовым кумиром,
А мне - безвестно умереть
В полях, недостижимых лирам.
1917
Распался в прах перед огнем...
Распался в прах перед огнем -
И тем упорней остываю,
Тем с каждым годом, с каждым днем
Всё миротворней забываю.
И только, сердце, помнишь ты
В том вешнем небе, в синей буре
Неомраченные цветы,
Стократ бездоннее лазури.
1916
Сафо
- Затяните мне котурны туже! -
Женщина, единственная здесь!
В этом доме, ведающем мужей,
И тебе, я вижу, место есть.
И тебе, я вижу, будет место
У стола героев и богов;
Человеку сладкая невеста,
Здравствуй, Огорченная Любовь!
1914
Седенький книжный торговец...
Седенький книжный торговец
Хмурые книги раскрыл,
Мудростью пыльных пословиц
Серое сердце кормил.
Так утешительных мало -
Только одна и мила:
«Если бы молодость знала,
Если бы старость могла!»
1915
Скажи, видала ль ненароком...
Скажи, видала ль ненароком
На склоне года, в поздний день,
Пернатой Прокны над потоком
Неуспокоенную тень?
То долу вдруг она слетая
Узоры пишет в быстрине,
Как бы к летейской припадая
Кипящей холодом волне.
То в непонятном страхе взмоет
У небывалой вдруг меты -
И в самом сердце высоты
Крыла печальные раскроет.
Так отдан малый прах земной
Небес чудовищному бреду,
Так ад скучает надо мной
Торжествовать свою победу.
Софокл
В смягченном стиле Парфенона
Он - тоже дорика, Софокл!
Он озарил пути Закона
Огнями разноцветных стекл.
Когда уходит Антигона
Прах Полиника хоронить -
Никто не знает, что Креона
Решили боги погубить.
Т.Б. Лозинской
С полуотравой мадригала
В незаполнимые часы
Моя рука соединяла
Сарона чистые красы,
И эту музыку когда-то -
Разгадку скрытницы-земли -
Четыре ветра обрели
В сухих полях Иосафата.
1916
Так вот кому летать и петь...
«Так вот кому летать и петь»
Смущенно думаю о нем:
Всех человечней, всех хмельнее,
Он мне приводит в память дом
На белых улицах Элеи, -
Приятный человеку дом,
Созданье, думается, Ксанфа:
Над ионическим стволом
Там веет листьями аканфа.
1914
Такого пламенного горя...
Такого пламенного горя
Не в силах сердце перенесть!
Все птицы улетели в море -
Моя одна осталась здесь.
Все птицы в море улетели -
Моя, без крыльев, не могла, -
Осенней, ветряной свирели
Свое дыханье отдала.
Смотрю на маленькое тело,
Такое жадное вчера...
Малышка! Тоже улетела, -
В Немеркнущие Вечера.
...Так я, оставленный тобою,
Мой сероглазый, нежный брат,
Уж вижу Небо голубое,
Уж не дождусь тебя назад.
1914
Танка
1
В глубине долин
навевает вновь печаль
соловьиный плач...
Ах! Опять пришла весна,
кто же о том не знает?
2
Больше нет луны!..
И весна, что расцвела, -
уж не та весна...
Только я - увы! -
один всё остаюся прежним.
3
Из весны в весну
опадают и опять
расцветут цветы...
Я грущу, что наша жизнь
больше не повторится.
Теперь оставь и гнев, и нежность,...
Теперь оставь и гнев, и нежность,
И всё, чем сердце знало жить:
Одну пристойно сохранить
Торжественную безмятежность.
И все года переживи
С такой священной простотою,
Чтоб каждый день вставал мечтою
Необладаемой любви.
Томительно люблю цветы...
Томительно люблю цветы,
Старинной, длительной любовью,
Люблю их крепкие листы,
Живущие зеленой кровью.
Благоговея, чуть дыша,
Я разворачиваю свиток
Пафосских лилий, чья душа -
Благоухающий напиток.
Палладий сладостных чудес,
Сафо, поющая Фаона, -
Какой подарок! Даже Крез
Таким не даривал Солона.
О, ваза хрупкая моя!
Прими, прошу, гостей блаженных,
Как бы иного бытия
Былым лучом запечатленных!
1914
Триолеты
I
Михаиле Леонидыч, где ты?
Ко мне твой Гуми пристает.
Он не пустил меня в поэты
(Михаиле Леонидыч, где ты?),
Он посадил меня в эстеты,
Еще и снобом назовет!
Михаиле Леонидыч, где ты?
Ко мне твой Гуми пристает!
II
Нет, Николай Степаныч, дудки!
Своей фортеции не сдам.
Так ты решил, что это - шутки?
Нет, Николай Степаныч, дудки!
Теоретической погудке
Найдется вторить Мандельштам.
Нет, Николай Степаныч, дудки!
Своей фортеции не сдам.
III
Меня Сергей Маковский любит,
Готовый даже на аванс!
Пускай Гум-гум, что хочет, трубит,
Меня Сергей Маковский любит,
Венец надежд во мне голубит,
И жизнь моя - сплошной роман-с!
Меня Сергей Маковский любит,
Готовый даже на аванс!
IV
О чем же думать, в самом деле?
Живу просторно и тепло,
Имею стол, и сплю в постели, -
О чем же думать, в самом деле?
А если солнце мыши съели -
И с электричеством светло!
О чем же думать, в самом деле?
Живу просторно и тепло.
Ты думаешь, свечи скромней горят...
Ты думаешь, свечи скромней горят
Под черной, стыдной маской?
Ты думаешь, их тягучий яд
Покажется только сказкой?
А тот (я имя его забыл),
Вчерашний, бессильно-пьяный,
Что кривлялся и пел и страстно ныл
Над девушкой с свежей раной?
Он сам ее изранил, сам,
И всем говорил о победе,
Он припал при всех к ее ногам
В бессмысленно-грубом бреде.
Одну убили, одна умрет, -
Высокий дар обезглавлен!
А завтра и его черед
На всех площадях расславлен.
О, миртовый ужас ее венка,
О, безумие сказочной ивы!
Она утонула в других веках, -
Если хочешь, так будь счастливым!
Закрой полумасками все огни
И смейся.
Ты замечал, как в вечер строгий...
Ты замечал, как в вечер строгий,
Прощальной ласкою Харит,
Горючий камень при дороге
Огнями красными горит?
Так мне былое возвращает
Неповторимые черты,
Так память искренней мечты
Меня всё чаще посещает.
1916
Тысячелетний шаг вигилий...
Тысячелетний шаг вигилий -
А мы не кончим этот пир:
Ночь, из фиала черных лилий,
Дурманом опоила мир.
И в этой косности миража
Разуверенье не дано -
Кругом всё та же ночь и стража,
Всё то же темное вино.
1917
Увял, увял цветущий мир
Увял, увял цветущий мир, -
О вы, осенние мятели,
Скажите струнам гневных лир,
Какие розы облетели!
О только, сердце, помни ты
В том вешнем небе, в синей буре
Неповторимые цветы,
Стократ бездоннее лазури!
1916
Уста Любви истомлены...
Уста Любви истомлены,
Истончены ее уборы,
Ее безвинной пелены
Коснулись хищные и воры.
И больно видеть, что она
В пирах ликующего света
Глухим вином напоена
И ветхой ризою одета.
Поет и тлеет злая плоть.
Но знаю верой необманной:
Свою любимую Господь
Возвысит в день обетованный -
И над огнями суеты
Она взойдет стезей нестыдной,
Благословеннее звезды
В сияньи славы очевидной.
Хозяин скуп, жнецы ленивы,...
Хозяин скуп, жнецы ленивы,
А с неба - холод и дожди;
Обречены страстные нивы -
Ни одного зерна не жди.
И нет мучительней обузы,
Чем всходы вечности - на миг...
Оставь меня, - без дум, без книг,
Оставь, - беспамятным, без музы!
1916
Хокку
1
О, речной затон!
В неподвижных камышах
Пена белеет...
2
Улетел мой сон!
Только ирис, голубой,
всё еще ярок...
3
Опадает лист!
Унесет еще один
ветер осенний...
4
Осень... ночь... луна...
Как играют на полу
тени от сосен!..
Что вспоминать, о чем жалеть?...
Что вспоминать, о чем жалеть?
Судьба последнее гадает.
А я люблю еще глядеть,
Как в небе хмурый облак тает.
И на стемневшем берегу
Люблю прибоя шум унылый, -
От рубежа чужбины милой
Всё оторваться не могу.
Этой осенью
Каким еще заговорю с тобою
Особенным, нездешним языком,
Каких миров какую весть открою,
Другой судьбы пленительный закон?
...А посмотри: в осенней светлой луже
Как бы движенье, трепет и круги;
Как ты рассудишь: это ветер тужит -
Или душа позвала: «помоги»?
1914
Я думал: всё осталось сзади...
Я думал: всё осталось сзади -
Круги бессмысленных планет,
Страницы порванных тетрадей,
Я верил: будущего нет.
Так я темно и слепо верил,
Так обручил себя судьбе,
Сказал обет и запер двери,
А ключ, Господь, вручил Тебе.
Ты видел все мои года
За Книгою о Беспредельном,
Все ночи страшного труда,
Все слезы о труде бесцельном.
Господь, Ты знаешь, сколько раз
В моих дверях томился кто-то,
Я верил: не придет Суббота,
И не отвел от книги глаз.
Так верил. Но она пришла,
И было это так: весь вечер
Над Иовом я теплил свечи
И пел священные слова.
И вдруг забыл последний стих,
И вот упал в крови и в поте,
Вот в криках бился, вот жених, -
Жених во сретенье Субботе!..
Безумие поет, звеня
Неистовыми голосами.
Теперь конец. Убей меня
Неумолимыми глазами.
1914
Я не ищу приветствий черни...
Я не ищу приветствий черни
И пышной жизни не хочу, -
Брожу по улицам вечерним,
Пустые песни бормочу.
Сурова бедная порфира,
Невелика земная честь, -
Но у стола богатых мира
И мне, наверно, место есть.
1915
Я помню. Слышишь ли меня?...
Я помню. Слышишь ли меня?
Я помню. Не прощай, не надо.
Возврату тягостного дня
Уже не будет сердце радо.
Я подымаю в темноте
Зовущий голос. Только птицы
Кричат страшнее, только те,
Что вдруг пугаются зарницы.
В пустынях есть свои суды,
Здесь призывают без ответа.
Куда пойду из темноты?
Так лучше - не увидеть света.
Вот, набираю в горсть камней -
И замыкаю оба века.
Теперь ты знаешь, сколько дней
Болело сердце человека.