* * *

Дурацкий сон, как кистенем,

Избил нещадно.

Невнятно выглядел я в нем

И неприглядно.

Во сне я лгал и предавал,

И льстил легко я...

А я и не подозревал

В себе такое.

Еще сжимал я кулаки

И бил с натугой,

Но мягкой кистию руки,

А не упругой.

Тускнело сновиденье, но

Опять являлось.

Смыкались веки, и оно

Возобновлялось.

Я не шагал, а семенил

На ровном брусе,

Ни разу ногу не сменил, –

ТрусИл и трУсил.

Я перед сильным лебезил,

Пред злобным гнулся.

И сам себе я мерзок был,

Но не проснулся.

Да это бред – я свой же стон

Слыхал сквозь дрему,

Но это мне приснился сон,

А не другому.

Очнулся я и разобрал

Обрывок стона.

И с болью веки разодрал,

Но облегченно.

И сон повис на потолке

И распластался.

Сон в руку ли? И вот в руке

Вопрос остался.

Я вымыл руки – он в спине

Холодной дрожью.

Что было правдою во сне,

Что было ложью?

Коль это сновиденье – мне

Еще везенье.

Но если было мне во сне

Ясновиденье?

Сон – отраженье мыслей дня?

Нет, быть не может!

Но вспомню – и всего меня

Перекорежит.

А вдруг – в костер?! и нет во мне

Шагнуть к костру сил.

Мне будет стыдно, как во сне,

В котором струсил.

Но скажут мне:– Пой в унисон!

Жми, что есть духу!–

И я пойму: вот это сон,

Который в руку.

1973