* * *

Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лени –

Некому: жена – в Париже, все дружки – сидят.

Даже Глеб Жеглов, что ботал чуть по новой фене –

Ничего не спел, чудак, пять вечеров подряд.

    Хорошо, из зала вон –

    Не наших всех сортов,

    Здесь – кто хочет на банкет

    Без всяких паспортов.

    Расскажу про братиков –

    Писателей, соратников,

    Про людей такой души,

    Что не сыщешь ватников.

Наше телевидение требовало резко:

Выбросить слова «легавый», «мусор» или «мент»,

Поменять на мыло шило, шило – на стамеску.

А ворье переиначить в «чуждый элемент».

    Так, в ответ подельники,

    Скиданув халатики,

    Надевали тельники,

    А поверх – бушлатики.

    «Эх!», – сказали брат и брат:

    «Не! Мы усе спасем.

    Мы и сквозь редакторат

    Все это пронесем».

Про братьев–разбойников у Шиллера читали,

Про Лаутензаков написал уже Лион,

Про Серапионовых и школьники листали.

Где ж роман про Вайнеров? Их – два на миллион!

    С них художник Шкатников

    Написал бы латников.

    Мы же в их лице теряем

    Классных медвежатников.

    Проявив усердие,

    Сказали кореша:

    «Эру милосердия»

    Можно даже в США».

1980