45-я параллель. Поэтический альманах

Перевод Юрия Лифшица

Сказание XXX

О просьбе Автандила к царю Ростевану и беседе с визирем

734. Поутру оделся витязь и чем свет чертог покинул.
Думал: «Только б не узнали о моей любви великой!»
Сердце он молил тревожно: «Постарайся притерпеться!»
И отправился к визирю Автандил луноподобный.

735. Сам визирь, узнав об этом, вышел витязю навстречу:
«Эту радость предвещали мне надежные приметы!»
Поклонившись Автандилу, он почтил его хвалою:
«Гость обязан быть желанным, а хозяин – тороватым».

736. Не лениво и не мрачно спешиться помог он гостю
и хатайскими коврами путь он выстлал Автандилу.
Витязь осветил чертоги, как Вселенную – светило.
Все твердили: «Запах розы ветер нам принес сегодня».

737. Он присел; с волненьем в сердце на него смотрели люди.

№ 24 (552) Читать

Юрий Ряшенцев

Сырые хлопья меж февральских крыш

От редакции-45. У нас большая радость – юбилейная подборка любимого поэта.
Дорогой Юрий Евгеньевич, следуйте собственному завету: пишите. Пишите.
Пишите!

* * *

Привет петербургским садам от московского сквера.
Но времени нет ни черта.
Меня в Петербург привела оголтелая вера,
что знанью она не чета.
Никак не начну привыкать к петербургским потерям.
Но праздничен воздух сырой.
Чем больше мы знаем, тем меньше мы знаниям верим.
Тем легче живется порой.
Из всех телефонов, какие был должен набрать я,
лишь два я храню до сих пор.
С тех пор, как тиран обратился к нам «Сёстры и братья!» –
ни братьев вокруг, ни сестёр.
А дождик случайный пространство на капельки множит,
небось, чтоб казаться могло,
что, может быть, где-то, что, может, когда-то, что, может,
мне время отдаст, что взяло.
И в серых, зелёных, фисташковых, жёлтых фасадах
таится, не зная врагов,
меж сумрачных пятниц и бешеных сред полосатых
счастливый простор четвергов.

№ 18 (546) Читать

Шота Руставели

Витязь в тигровой шкуре (часть 3)

Перевод Юрия Лифшица

Сказание XX

О плаче Тариэла и его обмороке

503. Тариэл звероподобно застонал в стократном горе.
«Вот браслет с руки любимой», – сняв его, воскликнул витязь,
подержал, как ювелиры, и, к браслету приложившись,
потерял сознанье, словно был причислен к сонму мёртвых.

504. Он лежал, мертвей гораздо, чем покойник у могилы.
На груди синяк виднелся от кулачного удара.
Дева кровью умывалась, лик ногтями расцарапав,
и водою ключевою обливала Тариэла.

505. Автандил терзался, глядя на сомлевшего собрата,
и Асмат вздыхала чаще, источив слезами камни.
Наконец, очнулся витязь, приведённый ею в чувство,
и сказал: «Я жив – и снова мир моей упьётся кровью».

506. И, безумно озираясь, еле-еле приподнялся.
Розы-щёки Тариэла до предела побелели.
Долго он молчал, не глядя на Асмат и Автандила,
бесконечно сожалея, что пришёл в себя, не умер.