Мор зверей

За беззаконие львов, тигров, барсов,

Четвероножных оных Марсов,

Которым отданы в правление леса,

Разгневанные небеса

Послали мор; валятся звери,

Повсюду к смерти им отверсты страшны двери.

Окончились пиры, которые они

В спокойны прежде дни

На счет овец и зайцев устроили;

И звери в ужасе уже не звери стали.

Изнемогают все, хоть смерть разит не всех.

Гусей и кур лисицы не вкушают,

И горлицы друг друга убегают.

Нет более любви в лесах и нет утех.

Глас добродетели сам хищный Волк стал слушать.

Исправил наконец и Волк свой грешный век

И стал он добрый человек;

Но отчего? -- Не хочет боле кушать.

Сбирает Лев совет и говорит: «Друзья!

Конечно, за грехи несчастье нам такое.

Чтоб отвратить толико время злое,

Кто всех грешней, хотя б то был и я,

Тот должен искупить всё общество собою,

Тот должен умереть за общество один,

И будет славный он по смерти господин.

Доволен бы я был моей судьбою,

Когда б грешнее всех я был:

Я жизнию б народ звериный искупил,

И имя было бы мое всех львов слышнее.

Я признаюсь, и я не без греха,

Едал я и овец, едал и пастуха,

Но я неужто всех грешнее?

Пусть всяк, подобно мне, открыв смиренный дух,

Покаяся, грехи свои расскажет вслух».

-- «Великий государь! -- Лисица возглашает,--

Ты праведен и милосерд всегда;

Твоя священна лапа иногда

Овец, любя, тазает;

Но что же это за беда?

Что их изволишь кушать,--

То честь для подлости такой:

Они на то и созданы судьбой.

Нет, слишком совести своей изволишь слушать.

И также нет греха

Терзать и пастуха;

Он из числа той твари пренесносной,

Которая, не знаю почему,

Во гордости, зверям поносной,

Не ставя меры своему

Уму,

Себе владычество над нами присвояет

И даже и на льва с презрением взирает».

Известно, ежели кто вступится за льва,

С тем будут все согласны;

Итак, Лисицыны слова

Казались всем и правы и прекрасны.

Не смели также разбирать

Грехи волков, медведей строго,

И словом то сказать,

Кто был драчун хотя немного,

Тот был и праведен и свят

Кто силен, никогда не будет тот повешен. --

Но вот валят Осел, преглупый пустосвят,

И говорит: «Я много грешен!

Однажды, вечером, я близко шел лугов,

Монастырю луга принадлежали;

Не видно было там монахов, ни ослов,

Они все спали.

Я был один, и был тому я рад.

Трава младая, случай, глад,

А более всего черт силен;

Вводить ослов во грех

Черт в вымыслах всегда обилен:

Приманкою там многих он утех

Мне пакости настроил,

Я весь монашеский лужок себе присвоил

И травки пощипал...»

-- «В тюрьму Осла! -- вдруг весь совет вскричал.

Его-то нас губит ужасно прегрешенье:

Есть ближнего траву! о, страшно преступленье!»

И чтоб злодейства впредь такие отвратить,

Травы для защищенья,

Осла повелено казнить

Погибели для отвращенья.

И у людей такой же нрав:

Кто силен, тот у них и прав.

1779