Живописец в полону

Какой-то живописец славный,

Всё кистью выражать исправный,

Поездить вздумал по морям.

По нужде иль по воле?

Того не знаю сам.

И в море так же есть разбойники, как в поле.

Алжирцы были то, лишь грабить знатоки,

В художествах невежи, дураки.

На нашего они искусника напали,

Ему сковали

Животворящи кулаки

И привели его в железах к дею.

О деях сих имеет кто идею,

Тот знает, каковы все эти усачи.

Они правители угрюмы, как туманы,

Притом же бусурманы

И християн бичи.

Сердитым голосом, нахмуря брови черны,

Сказал художнику наш дей:

«Теперь с тобой у нас дела уже не спорны:

Ты раб -- и часть твоя в руке моей.

Но если возвратить желаешь ты свободу,

Ты должен, мне в угоду,

Украсить кистию твоей

В моих чертогах стены;

Чтоб там все разные отмены

Одежд, обычаев и лиц

Народов всяких видеть было можно.

Когда исполнишь то, свободен ты неложно».

Приняв приказ, искусник наш пал ниц.

Палитру вынул, кисти, краски,

И ну чертить носки, рты, ушки, глазки,

Одежду всем давать, как водится у них.

«Великий государь! уж всё теперь готово,

Исполнил силу я приказов всех твоих:

Теперь сдержи свое ты слово».

Дей смотрит: «Так, вот турок, вот и грек.

Сей гордый, важный человек

Точнехонько испанец;

А этот, что исподтишка

С ножом выходит из леска,

Италианец.

И вот продажная душа голландец.

Вот англичанин. Вот и храбр и пьян

Немецкий капитан.

А это кто таков? не знаю.

И наг, и босиком,

С некроенным в руках сукном?»

-- «Француз, я в этом уверяю».

-- «Почто ж его ты не одел?»

-- «Солгать пред вашим я могуществом не смел

Не как все прочие народы,

Французы всякий день переменяют моды;

Какая же теперь, я этого не знал,

И для того его я голым написал».

1786