Газон с мандрагорой подстрижен. Но как-то неровно...

Газон с мандрагорой подстрижен. Но как-то неровно.

Свет окон слетает, как голубь, крыло наклоня.

Ты должен признать: обаяние ночи огромно.

Огромно! Куда до него обаянию дня...

Ты жил, как и все здесь: «раскинулось море широко...»

Мы оба искали на кухнях бессмертья черты.

Я чуда вовек не просил - я просил лишь намека.

Господь не виновен, что я недогадлив, как ты.

Фома - наш апостол. Вот с кем я бы выпил сегодня.

Он скептик побольше, чем оба мы. Тем и хорош.

Но даже и этот уверовал. Рана Господня?

Всем смертным по ране Господней - ты этого ждешь?..

Я думаю, этот июль, как и жизнь, бесконечен.

А август начнется - ну, что ж, бесконечен и он.

Все правильно: вечность стремительна... Ах, как беспечен

вон тот угловой полный розовым светом балкон!

Там кто-то, дитя широты и беззлобного мата,

посредством законного мага и в свой выходной,

как Стенька свою персияночку за борт когда-то, -

вот так же швыряет «цыганочку» в омут ночной.

1963