Луна светила так, как будто...

Луна светила так, как будто

ей предстояла казнь под утро,

а так хотелось весь свой свет

плеснуть из таза ясной меди

на землю накануне смерти,

плеснуть на землю и – привет!

Но без луны нельзя, наверно.

В глухую ночь куда как скверно

шататься с милой под дождем,

ее причудам потакая,

и промокая, промокая

под романтичным, словно триллер,

и столь же тягостным дождем.

Но нынче-то луна светила.

Да как! Подвыпивший кутила

желал с ней пить на брудершафт,

из-за стола на Камергерском

поднявшись вдруг в порыве дерзком,

не то в гордыне – Маяковский,

не то в горячке алконавт.

Непонятый и одинокий,

пророк шатался одноногий

в распадке уличных кружал.

И постовой смотрел недобро

за тем, чтоб было всем удобно,

но обижал одних лишь нищих,

а принцев втайне обожал.

Никто не спал в ночной столице.

Вид белоснежной кобылицы

Проплыл, как некий общий сон.

И голос юной тунеядки,

просившей на прокорм лошадки,

положенный на мерный цокот,

был наглой силой напоен.

Как быть? Как разойтись сегодня?

Чья это ночь: твоя? Господня?

Пойми, я больше не могу

дышать полночным этим ядом,

когда – луна, когда ты рядом,

когда вся жизнь – беспечный спринтер,

сорвавший ленту на бегу.

Вина! Еще вина! И лета!

И лунного, с безумством, света.

И снега свежего. И льда.

И меж сомнением и верой

прожить всю ночь с набухшей веной.

И никогда... И никогда...

1976