Ослик

Ослик, розоватый на закате,

пристально уставился в бурьян.

Парус, не последний на регате,

мельтешит, гордыней обуян.

Господи, как ярко и наглядно

явлено несходство их натур!..

Парус дальше, дальше — ну и ладно.

Ослик здесь — не сгинул, не надул.

Он стоит, уставясь не в пространство —

созерцая ближний в нем предмет.

В этом взоре безразличья нет —

есть покой, покой и постоянство.

Римские матроны Апулея,

в жажде чувств, глубоких и хмельных,

от ослиных прелестей шалея,

может быть, шалели не от них.

Может быть, причина слез и счастья —

не его напор и естество,

а вот эта пристальность ишачья,

интерес к ним искренний его...

Ослик, розоватый при заходе

солнца, нестерпимого в Крыму,

неподвижен, молчалив и вроде

посвящен себе же самому.

Но на самом деле, но на самом

деле — тот, кто так включен в пейзаж,

для других становится бальзамом.

Этот ослик — это Озрик наш.

Шутовские ножки так нелепы.

Шутовские ушки так милы...

Роды, смерти, встречи, спальни, склепы...

Нет, не все философы — ослы.

Все ослы — философы скорее,

крымски нищ, по-римски ли мастит...

А флажка, летящего на рее,

вот уж и не видно... Бог простит.

1956