Юрий
Ряшенцев

* * *

Простор живого белого стиха, 
бескрайнего, как снег под Оренбургом, 
иль поле летом – лишь ковыль, ковыль, 
неясный мир метёлок серебристых, 
колышущийся, как вода в реке. 
  
Я ничего на свете не умею. 
На удивленье. Только рифмовать. 
Ни умных рук завидная работа, 
ни точная работа головы – 
ничто в моей судьбе не получилось, 
лишь это: «путь – нибудь», «заряд – 
     подряд», 
ну, там ещё сомнительная рифма 
«покинутая – киноварью». Всё! 
  
Да-да, я помню: ритмы, форма строф, 
гиперболы, сравнения, литоты – 
всё это только средство для того, 
чтоб выразить страданье или радость, 
которые не выразит никто, 
а лишь поэт (простите, стихотворец), 
и этому нельзя, мол, научиться. 
  
А надо ли? Народ считает: нет, 
хоть в этом и себе не признаётся.. 
  
Вот я себя и рифм лишил нарочно, 
чтобы своё безделье благозвучьем 
не украшать. А всё одно: балбес! 
  
Сейчас во двор спущусь я, где неделю 
стоит заглохший мой недвижный опель 
серебряной чумазой укоризной 
беспомощной профессии моей, 
и буду шарить безнадёжным оком 
по белому безлюдному двору, 
куда, быть может, выйдет человек, 
рифмующий бесстыдно «мой» и «твой», 
но что-то понимающий в моторе.