* * *

Слабый стон потаённых скамеек... Глухие фонарики...

Души летних берёз вместе с нами пребудут в аду.

В крокодильем тропическом плеске затонов Москва-реки

пьяный вторник блудит со средою у всех на виду.

И выходит на берег Елена, в мазуте искупана,

Менелаем ответственно проклята и до конца

туповатым Парисом не познана. Зарево купола

тихой церкви заречной дрожит на пустыне лица.

Дай мне силы не слышать облавы имперского города,

ржанья зеленооких его одноглазых карет

и в холодную прядь равнодушного скифского золота

увязать восхищенье и стыд, пониманье и бред.

Потому что настанет Покров и – славянки наивные –

души зимних берёз позовут нас в проверенный рай.

Наши странные игры мы вспомним почти как спортивные.

Но июль, если так ты болеешь за нас, – умирай!

Умирай, потому что случайные встречи не признаны –

тут согласны глагол ли берёз, шепоток ли куста.

Брызги – призрачны. Призрачна роща. И мы с тобой – призрачны.

И спасёт этот мир и погубит его – красота!

Не остывшей и в полночь водой уплывают без жалобы

и кленовая ветвь, и судьба, и пучок лебеды.

Эй, вы там, на барже, помашите нам с утренней палубы

и растайте под серым и пристальным солнцем среды.