Вид на Тбилиси с горы Мтацминда

Когда уже Мама-Давид

меня забыл в пыли дорожной,

то я не так смотрел на вид,

как слушал звук какой-то сложный.

Едва он снизу добегал,

я различал, клянусь ушами,

как пел гудок, шипел мангал,

лилось вино, плащи шуршали.

Не понимаю, почему,

но я в вечернем этом граде

почуял вдруг, как гость в дому,

что дом хорош не гостя ради.

Всё в норме: грешники грешат,

творцы творят, враги враждуют,

герои подвиги вершат,

когда лентяи в ус не дуют.

Так отчего же дураком

стою – и вдоха не хватает,

и в горле то растает ком,

то будто снова вырастает?

Молчит Мтацминда. С этих плеч,

наверно, шёпотом иль криком

я должен что-нибудь изречь,

поклясться в чём-нибудь великом.

Но ей со мной не повезло:

она гора и мне не ровня.

...Из города идёт тепло,

как будто там, внизу, жаровня.