* * *

Вот взять: Набоков и Булгаков

Ведь их на рукописи взгляд

отчаянно неодинаков:

горят иль всё же не горят?

Один, приверженный к эскизам,

считал, ценя родную речь,

что если опус недописан,

его ещё возможно сжечь.

Другой, исполненный отваги,

сказал, пусть даже и не сам:

жизнь, явленная на бумаге,

она огню не по зубам...

Да, этот спор не из последних.

Кто прав, неясно до конца.

Вот сын Набокова, наследник,

был верен принципу отца.

Но не у всех такие дети,

хоть печки есть почти у всех.

Что вызвало сожженья эти?

Каприз? Возможный неуспех?

Иль ощущенье ретивое

в идее ложь, в сюжете слизь?

О рукописях эти двое

всё знали. Всё. И не сошлись.

У каждого на то есть право.

Ведь в чаянье грядущих тризн

В одном художнике держава

рождала скорбный оптимизм.

И в то же время на свободе,

где о гоненьях ни гу-гу,

другой невозмутим был, вроде:

ах, не получится – сожгу!

Иная жизнь и разный опыт.

И только та же кочерга,

в огне вздымающая копоть,

летящую из очага.