Ах, душечка моя, как нынче мне светло!...

Ах, душечка моя, как нынче мне светло!

Смотрю и слушаю, — от сердца отлегло,

День хмурый не томит и не гнетет нимало:

Твой чистый голосок звенит мне, как бывало,

Вот песня милая, младенчески проста,

Тебе сама собой приходит на уста;

Ребячьей резвости не ищешь выраженья,

А словно хоровод твои ведет движенья,

И жизнью солнечной живешь сейчас вполне —

И так улыбкою одною светишь мне,

Что счастие твое святою детской силой

Всю жизнь мне делает желанною и милой.

1910

В майское утро улыбчивой жизни певцов простодушных...

В майское утро улыбчивой жизни певцов простодушных

Бархатом юной земли, тканью ветвей и цветов

Был возлелеян безвестный певец и бродил, как младенец;

Путь указуя, пред ним резвый порхал мотылек.

Так принимал ты посох дорожный, о вечный скиталец,

Ныне на темной земле осени хмурый поэт.

1910

В туманный зимний день я шел равниной снежной...

В туманный зимний день я шел равниной снежной

С оцепенелою безмолвною тоской,

И веял на меня холодный, безнадежный,

Покорный, мертвенный покой.

Потупя голову, в бесчувственном скитанье,

Казалось, чей-то сон во сне я стерегу...

И, обретая вновь мгновенное сознанье,

Увидел розу на снегу.

1910

Вариации на тему Пушкина

1

Когда черемуха повеет

Стыдливой негою весны,

Когда восток уж розовеет,

Но вьются трепетные сны, —

О как я рвусь в поля родные —

Забыться в радостной тиши,

Как тяжки стены городские

Для молодеющей души!

Но тяжелей, чем жаждать встречи

И без надежды изнывать —

Прощальный звук последней речи

Душой взволнованной впивать;

Но мне грустнее любоваться

Багрянцем осени златой,

Ее цветами упиваться —

Чтоб с ними тотчас расставаться

Для жизни чуждой и пустой.

2

У зимнего огня порой ночною

Как я люблю унылые мечты;

И в летний день, укрытая от зною,

Полна печаль высокой простоты,

Как юною мечтательной весною;

Так осени прощальные цветы

Для нас цветут и нежно, и уныло —

И говорят душе о том, что было.

3

Не первый вздох твоей любви —

Последний стон и боль разлуки

В часы отчаянья и муки

Воспоминаньем оживи.

Как осень грустными цветами

Душе понятна и родна, —

Былых свиданий скорбь одна

Сильнее властвует над нами.

Последний миг душа хранит,

Забыв про все былые встречи:

Единый звук последней речи

Душе так внятно говорит.

1910

Глаза — лиловые фиалки...

Глаза — лиловые фиалки

Цвели в тени твоих ресниц.

Под взором любящей весталки

Душа безвольно пала ниц.

Высоко плыли облака —

Цвели, пронизанные светом.

Но им вослед влеклась тоска,

Дышала грозовым обетом.

Заворожен волшебным словом,

Я безвозвратно изнемог.

Перед твоим огнем лиловым

Я пламень жертвенный зажег.

На беломраморном челе

Святая тень лежала грозно,

Глася поникнувшей земле,

Глася душе безгласной: «Поздно»

1910

Догадка

Какой нежданною тоской —

И обольстительно и жутко —

Мой хмурый прогнала покой

Твоя загадочная шутка!

Но для чего настроил я

Свою чувствительную лиру,

Когда в элегии — сатиру

Узнала явно мысль моя?

Иль так обманываться сладко

Бывалой нежною тоской —

И эта милая догадка

Водила милою рукой?

1910

Есть имена. Таинственны и стары...

Есть имена. Таинственны и стары,

Пылают властью эти имена.

Как приворотных зелий семена,

Они таят неведомые чары.

Дивились им века и племена,

Иль тихо пели их сквозь зов гитары,

Они властны, как сладкие кошмары,

В усладах их безвластны времена.

Из них одно в прозрении глубоком

Душа зовет, из века в века — одно,

Покорена проникновенным оком.

Не знаю я, недавно иль давно —

И я настигнут именем — как Роком.

Сегодня мне узнать его дано.

1910

Зачем, паук, уходишь торопливо...

Зачем, паук, уходишь торопливо

Ты по столу от взора моего?

Иль то, что мне таинственно и живо,

Давно тебе обычно и мертво?

Другой паук когда-то постоянно

Великого маэстро навещал

И, поместясь к нему на фортепьяно,

Всего себя он звукам посвящал.

И, одинок, любил его Бетховен.

Его давно воспел другой поэт.

Не потому ль уходишь, хладнокровен,

Что гения в моих напевах нет, —

Что, даже приманить тебя желая,

Сейчас пою уж петое давно,

Что чар полна всегда душа живая,

Но жизнь зачаровать не всем дано?

1913

Как раненый олень кидается в поток...

Как раненый олень кидается в поток —

И жгучие хладеют раны —

И дальше мчится он, лишь, ясен и глубок,

Окрашен ключ струей багряной, —

Так, истомясь, душа вверяется волне

Музыки светлой и певучей

И, обновленная целительной вполне,

Ее пронижет болью жгучей.

1914

Как ты привык к плохим обоям...

Как ты привык к плохим обоям

Убогой комнаты своей,

Но, лихорадкой беспокоим,

Увидишь в них проклятым роем

Драконов, мандрагор, чертей, —

Так, приглядись к толпе людей,

Одной и той же раз за разом,

Болезненно-раскрытым глазом, —

Увидишь в них ясней, ясней

Поток цветов, чертей, зверей —

И возопишь, и содрогнешься,

Но от него не отвернешься —

И вдруг постигнешь, что твое

С ним неразрывно бытие.

1914

Месяцу, заре, звезде, лазури...

Мой нежный, милый брат,

О месяц молодой,

От светозарных врат

Воздушною чредой,

Долиною отрад

Над облачной грядой

Плывешь ты грустно-рад

За тихою звездой.

О месяц, ясный брат —

Любимый, молодой.

Сестра моя — заря,

Красавица сестра,

Стыдливостью горя,

Из тихого шатра

В лазурные моря,

Когда придет пора,

Идешь встречать царя,

Чтоб гаснуть до утра,

О томная заря,

Прелестная сестра.

Ты, светлая жена,

Звезда вечерних снов,

Пленительно нежна

В немом потоке слов,

Любовью возжена,

Свершаешь страстный лов,

Душой отражена —

И свет твой вечно нов,

О светлая жена,

Звезда вечерних снов.

О благостная мать,

Лазурь небес благих,

Молю тебя внимать

Священный, светлый стих;

Да пьет он благодать,

Величествен и тих,

Чтоб в гимне передать

Безбрежность благ твоих,

О благостная мать,

Лазурь небес благих.

О ясный мой отец,

О Гелиос — любовь,

Начало и конец,

Огонь, вино и кровь.

Воздвигни свой венец!

Слепящий рай готовь

Для пламенных сердец,

Блаженных вновь и вновь!

О светлый мой отец,

О Гелиос — любовь!

1918

Нам печали избыть не дано....

Нам печали избыть не дано.

А на склоне печального лета —

Как бывало утешно одно

Загрустившему сердцу поэта:

Закатиться в поля и луга

И леса над речными водами,

Где ступала не часто нога,

Где не славят природу словами!

Но теперь и мечтать о тебе,

Мать родная, обидно и больно —

Изнывать по проклятой судьбе,

По злодейке твоей своевольной.

И томиться с тобой суждено

Разлученным — под игом запрета,

И на склоне печального лета

Нам печали избыть не дано.

1918

Рождественскою ночью

Рождественскою ночью,

Прощения моля,

Узрела бы воочью

Притихшая земля —

Мечту, что ясным взорам

Светла твоим, дитя:

Всплывая легким хором,

Свиваясь и летя,

Вот — ангелы крылами

Сияют в высоте,

Бесплотными хвалами

Ликуют о Христе

И славу в вышних Богу —

О, слышишь ты! — поют,

На снежную дорогу

С одежд сиянье льют —

И в свете снежной ночи,

В сей осиянной мгле

Сомкнуть бы сладко очи

Притихнувшей земле.

1918

Светлое имя твое...

Светлое имя твое

Не овеется мрачностью;

Нежное имя твое

Сочеталось с Прозрачностью.

Утренней лаской горит,

Пурпуровою, синею;

Ты низошла меж харит

Непорочной богинею.

Легкие ткани надев,

Ты над пашнями, водами

В лике ликующих дев

Пронеслась с хороводами.

Ты вдохновляла свирель

Над живой Иппокреною;

Пела — в ночи, на заре ль —

Полуптицей—сиреною.

Ты ль меж харит названа

Гегемоной — харитою?

Здесь названа ты одна

Меж сирен — Маргаритою.

Нежное имя твое

Не овеется мрачностью;

Светлое имя твое

Сочеталось с Прозрачностью.

1918

Сонет

Три месяца под вашею звездою

Между волнами правлю я ладью

И, глядя на небо, один пою

И песней душу томную покою.

Лелеемый утехою такою,

Весь предаюсь живому забытью, —

Быть может, хоть подобный соловью

Не вешнею — осеннею тоскою.

А то верней — по Гейне — как дитя,

Пою, чтоб страшно не было потемок

И голосок дрожащий мой не громок;

И тешит сердце звездочка, светя

Над лодочкою, как над колыбелью,

И улыбаясь тихому веселью.

1918

Судьба с судьбой

Ты, может быть, придешь ко мне иная,

Чем та, что я любил;

Придешь, как вновь — не помня и не зная

Своих великих сил.

Но можешь ли идти со мною рядом,

А я — идти с тобой,

Чтоб первый взгляд не встретился со взглядом

И в них — судьба с судьбой?

Твоя судьба — предаться полновластью:

Суровой — не избыть.

Моя судьба — гореть покорной страстью:

Иной — не может быть.

1910

Я уходил с душою оскорбленной...

Я уходил с душою оскорбленной

От моего земного алтаря;

Еще дымил он жертвой раскаленной,

Зловещими рубинами горя.

И над моей мечтою опаленной

Уже вставала новая заря —

Владычицей, порывом окрыленной,

Над бренными обидами царя.

Но я тоске грызущей предавался:

Вокруг — назло призывам молодым

Удушливой волною расплывался

Последней жертвы едкий, горький дым.

Я задыхался медленным угаром,

Отвергнутый с моим последним даром.

1920