Родина

В темнице сидит заключённый

Под крепкою стражей,

Неведомый рыцарь, пленённый

Изменою вражей.

И думает рыцарь, горюя:

«Не жалко мне жизни.

Мне страшно одно, что умру я

Далёкий отчизне.

Стремлюся я к ней неизменно

Из чуждого края

И думать о ней, незабвенной,

Хочу, умирая».

Но ворон на прутья решётки

Садится беззвучно.

«Что, рыцарь, задумался, кроткий?

Иль рыцарю скучно?»

Тревогою сердце забилось,

И рыцарю мнится ‒

С недоброю вестью явилась

Недобрая птица.

«Тебя не посмею спугнуть я,

Ты здешний, ‒ я дальний...

Молю, не цепляйся за прутья,

О, ворон печальный!

Меня с моей думой бесплодной

Оставь, кто б ты ни был».

Ответствует гость благородный:

«Я вестником прибыл.

Ты родину любишь земную,

О ней помышляешь.

Скажу тебе правду иную ‒

Ты правды не знаешь.

Отчизна тебе изменила,

Навеки ты пленный;

Но мира она не купила

Напрасной изменой:

Предавшую предали снова ‒

Лукаво напали,

К защите была не готова,

И родину взяли.

Покрыта позором и кровью,

Исполнена страха...

Ужели ты любишь любовью

Достойное праха?»

Но рыцарь вскочил, поражённый

Неслыханной вестью,

Объят его дух возмущённый

И гневом, и местью;

Он ворона гонит с укором

От окон темницы...

Но вдруг отступил он под взором

Таинственной птицы.

И снова спокойно и внятно,

Как будто с участьем,

Сказал ему гость непонятный:

«Смирись пред несчастьем.

Истлело достойное тленья,

Всё призрак, что было.

Мы живы лишь силой смиренья,

Единою силой.

Не веруй, о рыцарь мой, доле

Постыдной надежде.

Не думай, что был ты на воле

Когда-либо прежде,

Пойми ‒ это сон был свободы,

Пускай и короткий.

Ты прожил все долгие годы

В плену, за решёткой.

Ты рвался к далёкой отчизне,

Любя и страдая.

Есть родина, чуждая жизни,

И вечно живая».

Умолк... И шуршат только перья

О прутья лениво.

И рыцарь молчит у преддверья

Свободы нелживой.

1897