Зоя
Масленикова

Дар

Борису Пастернаку

Как трудно разглядеть себя,

вести, с желаньем уподобиться,

смертельную междоусобицу,

жить, идолов не серебря,

и не бояться обособиться.

Месть за отмеченность прощать –

из жалости, из человечности

не раз, не сто – до бесконечности,

а боль в изделья превращать,

сдавая на храненье вечности.

Взглянуть младенчески окрест:

о замысле всего творения

составить собственное мнение

и пронести его как крест –

и есть, наверно, сущность гения.

* * *

Хрустящий воздух колется, как лёд,

На гранях солнце ломкое дробится.

День превращён в хрустальную гробницу

И ждёт, чтобы замёрзнувшая птица

Упала камнем, оборвав полёт.

Застыл одним кристаллом небосвод,

И ангелам сегодня нету дела,

Что жалоба моя оледенела

И, обратившись в неживое тело,

Упала камнем, оборвав полёт.

Красная Пасха

Земля замерла в ожиданье,

Лес обнажённый напрягся в испуге,

Грачи по коричневой пашне потерянно бродят.

Скоро кроткого Сына повлекут на Голгофу.

Земля содрогнётся, небеса прорыдают дождём.

Мы свершим злодеянье, и Пречистая Кровь,

Смешавшись с талой водой,

Почву опять оросит.

И вслед за Страстною неделей

Пасхальные звоны славу Христа возвестят.

В то же мгновенье

Окостеневшие почки на яблонях

Вспыхнут зелёным огнём,

Как свечки молящихся в полночь.

Лики прудов просветлеют.

Горячие руки Христа

Обнимут прощёных убийц:

Тебя и меня.

Любящий взгляд

Холод надзвёздный пронзит

И обитаемым сделает мир.

Пасха, Красная Пасха!

Луга

Просвеченные солнцем травы

На вечереющих лугах

Так явно просятся в оправу,

В мозаику на витражах.

Я не сгребаю их в охапку:

В руках окажется зола,

Рукам немедля станет зябко,

Как от содеянного зла.

Горят фонарики гвоздики

И колокольчиковы бра.

И мне подумать даже дико,

Что сенокос уж у двора.

Застолье

Есть дом один при церкви у шоссе.

На языке старинном и интимным

Я б назвала его странноприимным,

Хотя, быть может, странны там не все.

В нём во главе убогого стола

Священник, отслужив, под образами

Дарит гостей вниманьем и глазами,

Исполненными ласки и тепла.

И в бедной трапезе соединив

Солдат, и атомщиков, и домохозяек,

Картошку делит, хлеб им нарезает

С благословенных здешним храмом нив.

У века единение в крови.

И реактивный рёв не заглушает

Беседы плавной и не нарушает

Вневременного таинства любви.

Стройка

Я хочу на стройку храма.

Эта странная стройка начинается

Снесением старых строений.

Молоточками долбят глухую стену,

За которой живёт тайна смысла

Каждого вдоха и выдоха.

Я хочу на своё рабочее место

На стройке согласного биения сердец.

Джинны

Моя душа – обширный склад

Кувшинов медных за печатью.

В них джинны пленные сидят,

И я гляжу на них с печалью.

Бунтарка спит в одном из них,

В том – шлюха, в этом – скопидомка,

Тут узурпатор вовсе сник,

Там лгунья, а в другом – мотовка.

Стенают, плачут взаперти

Мои обузданные страсти.

Попробуй рваться запрети!

А выпустить, так разорвут на части.

Но для одной я выбью дно:

Пусть рыщет жажда жить на воле.

Без остальных ведь всё равно

Одна она не воин в поле.

Тихое мгновение

Притекаю к Тебе в тишине,

Протекаю в Тебя, как ручей,

Проливаешься Ты в меня,

Наливаешь Собой до краёв.

Мы смешались, сплелись, слились,

Не расторгнуть, не разделить.

Мы на небе иль на земле?

У любви ни часов, ни границ.

Вечность, знаю тебя в лицо!

Царство, я тебя узнаю.

Разверзаются небеса,

Если в дом мой приходит Бог.

Рококо*

---

*Перевод с французского Светланы Полининой –

   из цикла Зои Маслениковой «Стихи к Эжену».

Двустишие

Бью киркой в породу неуловимостей

И добываю крупицами достоверность.